Делю шкуру неубитого Белого Кролика
Очень жаль, что я не привязан душой ни к одному московскому храму. Я был в десятках европейских, из которых запомнились мне только выгоревшая до оплавленного мрамора дрезденская церковь и собор Святого Петра с умопомрачительной кафедрой работы рук Бернини. И ещё одно место: мы с родителями на Кипре без Сату, каждый вечер мы пьём вино в ресторане у бассейна, отель на утёсе, и небольшой прибрежный город Пафос раскинулся под горой огнями; в один день мы ездили смотреть руины средневекового замка, и близ него оказалась покинутая колокольня с церковной пристройкой, датируемая 12-ым веком. Мы зашли, там горела всего одна лампадка, подвешенная на цепочке к низкому потолку. Кажется, я мог встать на цыпочки и коснуться его рукой. Воздух душный и тёплый, нежные объятия темноты и вакуумная тишина. Это было крошечное помещение, я встал в углу, поставил зажжённую свечу в песок и закрыл глаза. Впервые меня охватило почти физическое единство со всеми поколениями прихожан, некогда преклонявшими у этих икон колени, словно сквозь меня лилась вера тысяч молитв. Я стоял в едва освещённой церкви, где давно не служат службу, и был, наверное, близок к богу так, как никогда больше, ни до, ни после.
Я люблю храмы. Я люблю осязаемый плотный воздух, будто налитый в стены из огромной чаши, как парное молоко, медовый запах тающего воска, курящийся в кадилах ладан, огромное пространство от мраморных полов до купольного свода, торжественно возвышенное и уютно непроницаемое. Нет ничего лучше старых церквей: от их стёршихся частично фресок и закопченных иконостасов исходит ощущение, за которым я отправляюсь в галереи европейских столиц, а нахожу в скромных, забытых миром соборах: вера. Искренность. Нужда. Если меня спросят, что я выберу, Национальную галерею в Лондоне или неотреставрированную церковь в украинской глуши, я укажу на второе. Зачем мне сотни портретов английских баронетов и герцогов на лошадях, написанных лицемерами, если я могу оказаться в месте, в которое кто-то когда-то в е р и л ?
Меня не волнует, что за люди приходят в храмы сейчас, что шепчут со свечами в руках старушки с покрытыми головами, как ведутся службы, сколько получают церковные лавки за продажи буклетов. Когда я слышу, как мне говорят: "я терпеть не могу храмы", "религия - ложь", "прихожане врут самим себе", "вера - опиум для народа", "РПЦ наживается на тебе", - я хочу мгновенно и навсегда прекратить всякое общение с автором заявления. Дело. Не. В. Этом. Точно так же я бы поступил по отношению к человеку, начавшему проповедь о "Чёрном квадрате" и направлении, в коем с момента создания Малевичем этой работы начало катиться искусство. Совершенно неважно, веришь ли ты в Христа, Аллаха или Кришну, don't you realize?
Остановись на секунду и прислушайся к внутреннему ощущению. Причина моего выбора в пользу украинской церкви заключена в том же, в чём кроется смысл любви к Битлз. Limitless undying Love which shines around me like a million suns, and calls me on and on across the universe. Чарльз Мэнсон проповедовал теорию предшествующих апокалипсису и всемирной войне посланий, скрытых в песнях Битлов. Джон Колеман в своей книге "Комитет 300" излагал implied сущность "мирового правительства", частью чьей программы перестройки сознания стал проект Битлз. Это не имеет никакого значения, будь или не будь это правдой. Значение имеет одно: я верю, потому что Битлы верили.
Может, живи я в 14-ом веке, я стал бы, наравне с Рублёвым, учеником Феофана Грека и расписал бы стены Благовещенского собора. Потому что я всегда хотел и хочу делать только то, во что по-настоящему верю. Быть одновременно источником веры и её адресатом.
рэнт коэн
Я люблю храмы. Я люблю осязаемый плотный воздух, будто налитый в стены из огромной чаши, как парное молоко, медовый запах тающего воска, курящийся в кадилах ладан, огромное пространство от мраморных полов до купольного свода, торжественно возвышенное и уютно непроницаемое. Нет ничего лучше старых церквей: от их стёршихся частично фресок и закопченных иконостасов исходит ощущение, за которым я отправляюсь в галереи европейских столиц, а нахожу в скромных, забытых миром соборах: вера. Искренность. Нужда. Если меня спросят, что я выберу, Национальную галерею в Лондоне или неотреставрированную церковь в украинской глуши, я укажу на второе. Зачем мне сотни портретов английских баронетов и герцогов на лошадях, написанных лицемерами, если я могу оказаться в месте, в которое кто-то когда-то в е р и л ?
Меня не волнует, что за люди приходят в храмы сейчас, что шепчут со свечами в руках старушки с покрытыми головами, как ведутся службы, сколько получают церковные лавки за продажи буклетов. Когда я слышу, как мне говорят: "я терпеть не могу храмы", "религия - ложь", "прихожане врут самим себе", "вера - опиум для народа", "РПЦ наживается на тебе", - я хочу мгновенно и навсегда прекратить всякое общение с автором заявления. Дело. Не. В. Этом. Точно так же я бы поступил по отношению к человеку, начавшему проповедь о "Чёрном квадрате" и направлении, в коем с момента создания Малевичем этой работы начало катиться искусство. Совершенно неважно, веришь ли ты в Христа, Аллаха или Кришну, don't you realize?
Остановись на секунду и прислушайся к внутреннему ощущению. Причина моего выбора в пользу украинской церкви заключена в том же, в чём кроется смысл любви к Битлз. Limitless undying Love which shines around me like a million suns, and calls me on and on across the universe. Чарльз Мэнсон проповедовал теорию предшествующих апокалипсису и всемирной войне посланий, скрытых в песнях Битлов. Джон Колеман в своей книге "Комитет 300" излагал implied сущность "мирового правительства", частью чьей программы перестройки сознания стал проект Битлз. Это не имеет никакого значения, будь или не будь это правдой. Значение имеет одно: я верю, потому что Битлы верили.
Может, живи я в 14-ом веке, я стал бы, наравне с Рублёвым, учеником Феофана Грека и расписал бы стены Благовещенского собора. Потому что я всегда хотел и хочу делать только то, во что по-настоящему верю. Быть одновременно источником веры и её адресатом.
рэнт коэн