Делю шкуру неубитого Белого Кролика
Чёрт, я всё не могу решить, что страшнее — людское равнодушие или людское же жадное внимание в самый неподходящий момент. Где же ваше чувство такта, сукины вы дети?! Пожрать глазами то, как чужой человек теряет лицо на публике почти так же круто, как лениво посмотреть в окно и внезапно ухватить взглядом немного голых сисек той самой соседки, которая днем морщит нос, когда вы сталкиваетесь в тесном арочном проеме. С тех пор, как она заметила, как ты украдкой чешешь яйца, она больше не здоровается с тобой за руку!
Если бы не хлипкие социальные барьеры и то, что шевелится на месте моральных норм, я бы всё-таки свернула кому-нибудь челюсть. Для меня по-прежнему проблемно ругнуться на письме, зато я могу рычать и корчиться, когда меня толкают в толпе, наверное, это лицемерие в какой-то извращенной форме, или, как вариант, последние жалкие попытки расщепиться надвое и хотя бы одну половину оставить сравнительно хорошей, интеллигентной, умной, наконец, в то время как вторая превращается непонятно во что.
Я, блять, скучаю по тем временам, когда я много читала и мало чувствовала вне этих бесконечных книг, мир по форме напоминал узкий тоннель, и всё, что выпадало за его пределы, не имело значения. Потом пошли какие-то дыры, в которые поналезло ненужных людей и вместе с ними ненужных эмоций. Вероятно, это моя вина, впрочем, частично всё это можно оправдать увечной человеческой природой, стадностью, заложенной на генетическом уровне. Даже если человек хочет быть один, в одиночестве он сходит с ума.
Люди по природе своей ветреные и отходчивые существа, то, что они не умеют отращивать новые конечности вместо оторванных, не более чем досадное недоразумение. Все привязанности, кроме родственных, в конечном итоге сходят на нет, а в родственных нередко не больше честности, чем во врожденной хромоте.
Люди рождаются со смутным чувством, что отнестись к чужому переживанию насмешливо гораздо проще, чем вникать, разделять и разбираться. Чем старше человек, тем крепче эта позиция.
Меня захватило и переварило кошмарное чувство, что в книгах врут, и на самом деле всё пустое, поверхностное, дрянное. Грязь. Люди злобные, эгоистичные, если ты добрый, но слабый, тебя будут унижать за твою доброту, поэтому нужно быть сильным и постараться сохранить хоть немного доброты к окружающему дерьму. Какое открытие в двадцать один год!
Нельзя было в детстве столько читать, нужно было заставить родителей завести второго ребенка, начать нюхать клей, сколотить группу и застрелиться в семнадцать.
Что делать, если хочется ломать вещи, а таблетки на тебя не действуют?
Это все от слишком хорошей жизни, дружок, отдай все свои деньги на благотворительность, наймись добровольцем и сдохни в Африке от лихорадки, раздавая тощим детям суп в жестяных банках. Узнай, что у тебя рак. Узнай, что все твои друзья тебя ненавидят. Заткнись уже. НЕ НОЙ, НИКОМУ НЕТ ДЕЛА.
milk is love
Если бы не хлипкие социальные барьеры и то, что шевелится на месте моральных норм, я бы всё-таки свернула кому-нибудь челюсть. Для меня по-прежнему проблемно ругнуться на письме, зато я могу рычать и корчиться, когда меня толкают в толпе, наверное, это лицемерие в какой-то извращенной форме, или, как вариант, последние жалкие попытки расщепиться надвое и хотя бы одну половину оставить сравнительно хорошей, интеллигентной, умной, наконец, в то время как вторая превращается непонятно во что.
Я, блять, скучаю по тем временам, когда я много читала и мало чувствовала вне этих бесконечных книг, мир по форме напоминал узкий тоннель, и всё, что выпадало за его пределы, не имело значения. Потом пошли какие-то дыры, в которые поналезло ненужных людей и вместе с ними ненужных эмоций. Вероятно, это моя вина, впрочем, частично всё это можно оправдать увечной человеческой природой, стадностью, заложенной на генетическом уровне. Даже если человек хочет быть один, в одиночестве он сходит с ума.
Люди по природе своей ветреные и отходчивые существа, то, что они не умеют отращивать новые конечности вместо оторванных, не более чем досадное недоразумение. Все привязанности, кроме родственных, в конечном итоге сходят на нет, а в родственных нередко не больше честности, чем во врожденной хромоте.
Люди рождаются со смутным чувством, что отнестись к чужому переживанию насмешливо гораздо проще, чем вникать, разделять и разбираться. Чем старше человек, тем крепче эта позиция.
Меня захватило и переварило кошмарное чувство, что в книгах врут, и на самом деле всё пустое, поверхностное, дрянное. Грязь. Люди злобные, эгоистичные, если ты добрый, но слабый, тебя будут унижать за твою доброту, поэтому нужно быть сильным и постараться сохранить хоть немного доброты к окружающему дерьму. Какое открытие в двадцать один год!
Нельзя было в детстве столько читать, нужно было заставить родителей завести второго ребенка, начать нюхать клей, сколотить группу и застрелиться в семнадцать.
Что делать, если хочется ломать вещи, а таблетки на тебя не действуют?
Это все от слишком хорошей жизни, дружок, отдай все свои деньги на благотворительность, наймись добровольцем и сдохни в Африке от лихорадки, раздавая тощим детям суп в жестяных банках. Узнай, что у тебя рак. Узнай, что все твои друзья тебя ненавидят. Заткнись уже. НЕ НОЙ, НИКОМУ НЕТ ДЕЛА.
milk is love